Владимир ПАНЧЕНКО, доктор филологических наук,

профессор Национального университета «Киево-Могилянская академия».

Фото автора

Когда певчий двора Его Императорского Величества Федор Каченовский в 1742 и 1744 годах покупал на Черниговщине два хутора неподалеку от городка Иваница, он, конечно же, и представить не мог, что пройдет время — и его земля станет знаменитой дворянской усадьбой, уникальным архитектурно-парковым ансамблем, местом, где будут отдыхать, наслаждаясь природой и приветливостью Муз такие художники, поэты, ученые, как Василий Штернберг, Михаил Глинка, Илья Репин, Николай Гоголь, Тарас Шевченко, Пантелеймон Кулиш, Михаил Максимович, Дмитрий Яворницкий, Константин Петров-Водкин...

Качановка... 260 лет прошло с тех пор, как имение Каченовского стало называться этим именем. Позади остался уже и XX век, нанесший усадьбе и крупнейшему в Европе ландшафтному парку жестокие раны. Но и теперь, блуждая осенними аллеями, любуясь нестареющими пейзажами, нарушая своим появлением тишину пустых залов дворца, чувствуешь вокруг себя присутствие теней великих людей, неповторимое дуновение СПРЕСОВАННОГО ВРЕМЕНИ. Время настоящее проникнуто здесь стариной, вечностью...

Поворотным в истории Качановки был момент, когда ее владельцем стал генерал-губернатор Малороссии Петр Румянцев-Задунайский. Он и его потомки владели имением 38 лет (1770—1808). Новые хозяева распорядились построить здесь большой каменный дом, собственно — дворец, и заложить сад. Дворянская усадьба должна была выполнять не только утилитарные функции: здесь должна была поселиться КРАСОТА. Искусству садов и парков, гармонии природы и архитектурных сооружений уделялось тогда, на рубеже XVII и XIX веков, большое внимание.

С 1824 г. и вплоть до самого конца века образ, дух Качановки тесно связан с именами нескольких поколений Тарновских. Первым следует упомянуть Григория Степановича Тарновского, человека, о котором оставили мемуарные свидетельства такие его уважаемые гости, как В.Штернберг, М.Глинка, Л.Жемчужников, Т.Шевченко... Григорий Степанович был «по уши» влюблен в Качановку: он постарался, чтобы сад вокруг дворца превратился в регулярный парк, достроил церковь, насыпал два острова в Майорском пруду, соединив их мостиком. В глазах своих гостей камер-юнкер Тарновский (он же — хозяин 9000 крепостных) хотел предстать человеком искусства, — и именно в этой ипостаси иногда выглядел смешно, хотя и действительно любил музыку, танцы, коллекционировал живопись, гордился собственным оркестром.

Как бы там ни было, а именно Г.Тарновский стал меценатом-благодетелем для молодого художника из Петербурга Василия Штернберга, которого он ежегодно принимал у себя в Качановке; для того же М.Глинки, который в 1838 г., путешествуя по Украине в поисках юных певцов для русской столицы, надолго останавливался в «пенатах» Тарновского. Несколько страниц в своих «Записках» Глинка посвятил именно Качановке, ее хозяевам и гостям. Интересны упоминания знаменитого русского музыканта о его «селекционной» работе среди церковных хоров в украинских городках и селах (в Переяславе, писал он, «мы так безжалостно обобрали хор», что закончилось это смертельной обидой полтавского архиерея Гедеона); об ученике Киевской духовной семинарии Семене Гулаке-Артемовском, которого также забрали в Петербург. Именно в Качановке М.Глинка работал над оперой «Руслан и Людмила». Оркестр Григория Степановича исполнил два фрагмента из нее, в т.ч. и марш Черномора, — и это было вообще первое исполнение произведения!

В кругу людей, о которых упоминал Глинка, не раз появлялись и Петр Скоропадский, сосед Тарновского, владелец имения в Тростянце, и поэт Виктор Забила, на слова которого композитор написал песни «Не щебечи, соловейку» и «Гуде вітер вельми в полі». О тех далеких, наполненных творческими дерзаниями, приятельским общением и развлечениями днях и поныне напоминает «беседка Глинки», похожая издалека на часовню.

Прошло несколько лет — и Качановку впервые посетил Тарас Шевченко (1843 г.). О ней он услышал еще в Петербурге, из уст своего доброго друга В.Штернберга. Хотя сам Г.Тарновский и не вызвал у поэта каких-то приятных чувств, но однако были же в Качановке и дорогие ему люди, как, например, Николай Маркевич, автор стихотворного сборника «Украинские мелодии» и «Истории Малороссии» в пяти томах, которая как раз только вышла в свет, вызвав, кстати, недовольство у законодателя тогдашней литературной моды критика Белинского. «Малороссия... истории... не имела... Малороссияне всегда были племенем и никогда не были народом, а тем менее — государством», — писал «неистовый Виссарион»... Рецензия Белинского появилась в пятом номере журнала «Отечественные записки» за 1843 г., и вряд ли она прошла мимо внимания Шевченко, тем паче, что ровно за год до этого в том же журнале Белинский так же пренебрежительно отозвался и на появление поэмы «Гайдамаки».

Здесь, в Качановке, витал дух украинской старины — впрочем, как и в Тростянце Скоропадского или в Сокиринцах Галаганов. Историческая память о Гетманщине жила в этих усадьбах, прежде всего, как весьма важная составляющая родословной. Потомки гетманов и казацкой старшины по-своему дорожили фамильным прошлым. Разумеется, никакими политическими мечтаниями о бывшей славе здесь и не пахло, все ограничивалось «свободомыслием в кабаке» и определенным национальным декором. Народно- культурная, языковая украинская стихия проникала в эти дворянские усадьбы, однако Т.Шевченко в украинскости кое-кого из «рьяных патриотов» видел преимущественно театрализованную сентиментальность, акцентируя в поэзии своей на контрастах, полной социальной заброшенности долготерпеливых и покорных «юродивых детей», то есть крепостного люда вокруг роскошных усадеб с «готическими домами»... Все это стоит помнить, чтобы уже сейчас не подвергнуться искушению упрощенно-умилительного взгляда на тех, кто оставлял после себя действительно уникальные историко- культурные памятники...

В конечном счете, каждый последующий хозяин Качановки был не похож на своего предшественника. После Г.Тарновского имение на 13 лет (1853—1866) досталось его племяннику Василию Васильевичу Тарновскому (старшему). Крымская война, смерть Николая II, реформы Александра II — бурные события середины века не оставили безразличным этого умного, исключительно скромного и бескорыстного человека. Юрист по специальности, Василий Васильевич целью своей жизни считал освобождение крестьян от крепостной неволи. И немало-таки послужил этому делу, работая в Редакционной комиссии, созданной Александром II для подготовки соответствующих документов. При В.В.Тарновском (старшем) Качановка изменилась мало. Общественные дела и меценатство были ее владельцу по душе значительно больше, чем строительство и ведение хозяйства...

Зато его сын, Василий Васильевич Тарновский (младший), взялся превратить усадьбу в настоящий Эдем. Тремя главными пристрастиями нового хозяина, писал Д.Яворницкий, были парк, коллекция украинских древностей и женщины. Ему действительно удалось создать один из лучших в Европе ландшафтных парков. Что же касается музея Тарновского (который, кстати, размещался в качановском дворце), то в конце своей жизни Василий Васильевич все сокровища подарил городу Чернигову. Значительная часть коллекции связана с Тарасом Шевченко, знакомством с которым Тарновский особенно дорожил, поэзию которого знал и любил. Он даже хотел, чтобы прах Кобзаря был похоронен именно в Качановке...

Илья Репин написал портрет Василия Тарновского, на котором он изображен в гетманском наряде. Строгое выражение глаз, длинные усы, левая рука на стволе казацкой пушки... Тарновский хотел, чтобы потомки запомнили его именно таким... Умер он в 1898 году, был похоронен в семейном склепе возле Аскольдовой могилы в Киеве, рядом с сыном. Гражданская война и варварство советских времен не оставили и следа от мест последнего пристанища всех Тарновских.

Двадцать последних лет перед революцией Качановка переходила в руки Терещенко, Урусовых, Олевых, пока не стала банальным советским санаторием. Еще в 1915 г. художник К.Петров-Водкин, будучи в восторге от Качановки, писал в письме к жене: «Представь себе хорошо ухоженный парк на 700 десятин с огромными прудами и вековечными деревьями... А в центре всего этого — замок на 76 комнат, переполненный редкой мебелью и художественными произведениями... Я прошел по всему дому, как во сне...»

Что написал бы Петров-Водкин, если бы попал в нынешнюю Качановку? Качановка — это боль. Она и до сих пор поражает своим величием и красотой, но как истерзано романтическое творение нескольких поколений в XX веке! В 1981 году уникальная усадьба стала историко- культурным заповедником, который недавно, в начале 2001 года, получил статус Национального. Не скажешь, что признаки воскресения здесь незаметны: реставрируется храм св. Георгия, приведена в порядок левая фасадная часть дворца, комната «Фонарик», в которой жил В.Штернберг, парадная столовая...

Все это сделано на средства... Министерства культуры Свободной Земли Бавария. Свои обязательства немцы выполнили, а вот украинская сторона... Вторая половина дворца, которая должна быть отреставрирована нами, так и осталась в заброшенном состоянии.

В июне 1999 г. четверо членов семьи Тарновских, живущие за границей, совместно с Министерством культуры Украины создали Международное общество «Друзья Качановки», сформирован опекунский совет, — но настоящей заинтересованности Качановкой со стороны государства, общественных институций все же не чувствуется. Новые Тарновские и Терещенко если и появляются в Украине, но надлежащие правовые нормы, поощрявшие бы их меценатство, не созданы.

Да что там говорить о больших проектах, когда даже альбом или буклет о Качановке до сих пор не издан! Все, что предлагают посетителям, — это цветные открытки с фрагментами бывшего качановского Эдема. Хорошо еще, что хоть журналы «Родовід», «Пам’ятки України», альманах «Хронiка-2000», а также некоторые газеты ворошат память, печатают интересные архивные материалы, напоминают о наших святых национальных обязанностях...

Нынешняя Качановка отражает состояние «соборов наших душ». Она многое пережила за свою историю, великие люди увековечили ее в полотнах, поэзии, письмах, воспоминаниях. Вдали от многолюдных дорог, она тихо ждет, продолжая излучать красоту и величие. Только в этом ее искалеченном величии есть что-то такое, что вынуждает твою совесть вздрогнуть...